Рассказ – быль
– Не верю, мой ребенок! Мое чудо, какая красавица! Сам Господь смилостивился и послал мне это сокровище. А ведь мне уже так много лет… Карповна смотрела на курносое, милое создание, сладко посапывающее на ее шикарной кровати. Ребенок родился крупным, розовощеким, здоровым и крепким.
– Не беспокойтесь, мамаша, у вас не будет проблем с малышкой, прививки мы сделали, какие нужно, забирайте свое дитя и наблюдайтесь по месту жительства, – протараторила молоденькая докторша и проводила новорожденную с мамой и кучей родственников, приехавших поглазеть на бесценное создание, внезапно свалившееся с небес.
– Девочка, всего неделю как родилась, и вот уже дома, – думала Карповна, – а как она на меня похожа, да и на Саню моего тоже, милая моя девочка, сколько лет я тебя ждала, сколько лет я мечтала увидеть тебя, взять на руки маленький тепленький комочек и прижать к своей груди, а как же я назову тебя, милая моя. Уж сколько мы имен перебрали с Саней, в ожидании тебя, милая моя…
– Мила, Мила, – вскрикнула Карповна, – потому, что милая, долгожданная… Имя тут же пришло само собою, отчего Карповна так обрадовалась, что тут же побежала в сад, где любил копаться ее ненаглядный Саня. Саня, с которым Карповна прожила более 20 лет. Саня, которого любила бесконечно, безоглядно, прощая ему мелкие шалости, хоть бы налево и направо, прощая и то, что никогда по его вине не стала матерью…
Саня появился в жизни Карповны как-то неожиданно, приехал поступать в местный техникум, искал квартиру для проживания, да так и набрел на старенький, неказистый домик на краю деревни, на берегу речки, где тишина и покой, где никто не будет мешать, вечерами отдыхать спокойно, и учиться, потому, что Саня был мальчиком скромным, детдомовским, и что не маловажно, целеустремленным. Помощи ни откуда ждать не приходилось, нужно было рассчитывать, только на свои силы. На квартиру студентов охотно брали многие в селе, копейка не была лишней, и Саня благополучно получил койко-место за печкой неказистого домика, в котором жила прехорошенькая девочка Настенька, как ласково называли ее окружающие.
Настенька слыла в селе заводилой, хохотушкой, вокруг которой всегда кружила вереница ребят и подружек. Всегда она что-то придумывала, то вечера в местном клубе, то походы на природу, восхищая всех своими кулинарными шедеврами… Вот тут-то и зародилась эта любовь к Сане, который был лет на несколько старше ее и всегда смотрел в сторону Настеньки с широко открытыми глазами. Да и как не посмотреть-то, город рядом, пристанище есть, скоро техникум заканчивать, не хочется по распределению ехать в тьму тараканью. Да и мамка у Настеньки, добрейшей души человек, так и норовит подкормить детдомовца, в общем, не жизнь, а малина. А тут еще и Настенька умудрилась влюбиться в Саню, как же не воспользоваться такой ситуацией, еще пару годков и жениться можно.
Ох, уж, это лето, Карповна будет помнить его всю жизнь. Чудесная погода, гуляние при луне шестнадцатилетней Настеньки с красавцем – кавалером. Саня был высок, строен, на зависть всем подружкам. Настенька гордилась своим постояльцем, он обладал изумительным красноречием, а уж смешных анекдотов знал столько, что никогда они у него не повторялись, и сыпались, как из рога изобилия, друзья катались со смеху по траве, когда он их рассказывал, умел играть на гитаре и чудесно исполнял бардовские песни. Все подружки, ну просто обзавидовались Настеньке, от такого квартиранта никто бы не отказался. Ну и нагуляли, при луне… Когда Настенька сказала Сане, что ждет ребенка, и нужно срочно пожениться, он просто взбеленился.
– Ты с ума сошла, – орал благим матом Саня, – мне учиться надо, у меня институт в моих планах, а не твой ребенок, попробуй только матери скажи, никогда на тебе не женюсь.
От таких слов у Настеньки по спине побежали мурашки. Сидя за холодной печкой, она крепко прижималась к ней, будто бы хотела согреться, трясясь вся от страха, тихонько плакала в кулачок.
– Саня, а делать-то что? Я же маленькая еще…
– Не маленькая была, когда со мной в поле кувыркалась, – орал Саня.
– Ладно, не вой, что-нибудь придумаем, – по-деловому сказал он. И придумал, принес какой-то травы, велел Настеньке заварить и пить ее сколько положено.
– И какой леший ему дал эту отраву, – вспоминала до самой смерти Карповна, – не знаю, но показали бы мне эту гадину, сама бы порвала на запчасти, всю жизнь мне испортила эта дрянь.
В ночь у Настеньки поднялась высокая температура, и открылось кровотечение, бедную девочку срочно отвезли в город, в областную клиническую больницу. После врачебного вмешательства, Настенька услышала страшный приговор: «У вас никогда не будет детей».
– Ничего, – сказал Саня, – такого быть не может. Мы еще молодые, все у нас будет. Пришло время, тихо сыграли свадебку, Саня уже учился в институте и даже преподавал в местном техникуме. Время шло, а детей все не было. Все подружки обзавелись ребятишками, которые так быстро росли, как на дрожжах, а Настенька все мечтала о детях. Настенька уже стала Карповной, работала в детском садике, нянчила малышей своих подружек, а по ночам тихо плакала в подушку.
– Саня, – стонала Карповна, – давай ребеночка в детском доме возьмем.
– Дура ты, Карповна, меня в аспирантуру приглашают, а тебе ребеночка подавай. Мало их у тебя в детском саду что ли? Нянчий с утра до вечера, что тебе не хватает. А там, глядишь, и свои родятся.
– Не родятся, Саня, за десять лет не родились. А уж теперь вряд ли…
Карповна подалась в церковь, благо наступила оттепель. Церкви открылись, можно было сходить свечку поставить за невинно убиенную, не родившуюся душу своего единственного ребеночка, поплакать, с батюшкой поговорить, посоветоваться, как жить дальше. Однажды, священник, во время исповеди, наложив епитимию, сказал:
– Карповна, зачем вы так мучаете себя, оглянитесь, сколько сирот вокруг нас, давно пора бы грех свой искупить. Возьмите ребеночка из детского дома и осчастливьте его. Окрыленная, такими словами, Карповна летела домой, не чуя под собой ног и с порога сказала Сане, как отрезала:
– Всё, Саня, хочешь ты этого или нет, но ребенок у меня будет! За семейным столом обговорили, подумали, как и где лучше взять себе малыша. Вспомнили про родственника, который работал в одном из родильных домов областного центра. Позвонили ему, на что Пал Саныч утвердительно пообещал, как только появится здоровый отказник, так он обязательно оповестит уже не молодую супружескую чету. К счастью долго ждать не пришлось. В один из осенних вечеров, когда Саня готовился к занятиям в техникуме, а Карповна крутила свои очередные банки с огурцами, надо сказать, что она была большой мастерицей этого столь благородного дела, ох, сколько мы поели вкуснятины, сделанной ее умелыми, натруженными руками, громко зазвонил телефон. От неожиданности Карповна вздрогнула и даже вспотела от напряжения, не помня себя, скинув фартук, кинулась к телефону. Звонил Пал Саныч.
– Карповна, пляши. У тебя ребенок родился. Девочка, прехорошенькая, круглая вся, пухленькая, щечки-яблочки, а на них ямочки, – скороговоркой пропел в трубку Пал Саныч, – блин, сам бы взял, да своих девать некуда. Ну, что скажешь-то?
Карповна задохнулась от напряжения и не могла произнести ни одного слова.
– Что молчишь-то? Передумала, что ли? – забеспокоился Пал Саныч.
– Нет, – только и смогла вымолвить Карповна.
– Ладно, завтра приезжайте в роддом, посмотрите ребенка, ее мать только сегодня написала отказную. И вот, что Карповна, хочу тебя деликатно предупредить, не знаю, понравится тебе это или нет. Мать ребенка, очень красивая, здоровая деваха, но, извини, гуленая, сама не знает от кого родила. Ребенок ей не нужен и никогда его не будет искать. Как тебя это устраивает?
– О чем ты говоришь, Пал Саныч? Да какая мне разница, кто была ее мать, ребенка хочу и немедленно…
– Не скажи, Карповна, – перебил ее доктор, – а гены? Гены – это очень серьезная вещь! Как взыграют, загуляют, не отмоешься…
– Да мне какая разница, хоть Гены, хоть Васи, любить буду, воспитаю так, как мне надо и никакие Гены и Васи не помешают. Невозможно было передать радость Карповны, всю ночь она не спала, все думала и мечтала, как завтра возьмет на руки «своего» ребенка. Уж она и разговаривала с ним, и даже песни колыбельные начала вспоминать, забылась и запела, а когда спохватилась, увидела, что Саня стоит рядом и крутит пальцем у виска.
– Ну ты, Карповна даешь? Спать иди, всех мух распугала своими песнями…
За окном шелестела осенняя листва, светила луна, яркие звезды смотрели в окно Карповны и улыбались…
– Вот, наконец-то одна из этих звездочек прилетела и ко мне, – подумала Карповна и вновь вспомнила о «Генах» и «Васях»…
– Странный какой-то Пал Саныч, что он имел в виду, – думала не слишком грамотная Карповна, – все будет у нас хорошо, уж мы с Саней постараемся для своей крошечки…, – и с этими мыслями счастливая Карповна ушла в сон.
Как-то быстро пролетела ночь, Карповна уже возилась на кухне, когда проснулся Саня, ее дорогой и обожаемый муж, которому вовремя нужно подать завтрак, погладить рубашку и правильно завязать галстук. Карповна все это делала с превеликим удовольствием каждый день, на протяжении многих совместных лет супружеской жизни, чем раздражала подруг, которые вечно были заняты своими детьми, их учебой, одеждой, их проказами и болезнями. О мужьях они вспоминали крайне редко, не до них, когда других проблем полон рот.
Пока Саня готовил свой автомобиль к столь важной поездке, Карповна наряжалась, чувствовалась нервозность, непонятный страх перед неопределенностью, ответственностью, которая как гром средь ясного неба надвигается на нее.
Ехали молча, переживали, волновались.
– Саня, а вдруг мы ей не понравимся, – разрядила обстановку вопросом Карповна.
– Дура, ты, Карповна, как мы можем не понравиться ребенку, которому всего пять дней от роду.
Супругов встретили на пороге роддома, подали больничные халаты и провели в бокс, где находилась новорожденная. Ребенок мирно спал, посапывая и посасывая пустышку. Как завороженная стояла Карповна и не могла оторвать взгляда от малышки, которая через пару дней будет жить в ее доме.
Оформление документов шло быстро, без проволочек, и вот маленькое чудесное создание в шикарном розовом конверте, в оборочках и кружевах, Карповна подняла всех знакомых и не знакомых, чтобы найти красивую, дорогую одежду своему сокровищу, ехало домой. По такому важному случаю, семья завела себе козу, надо же было выкармливать Милу, да к тому же козье молочко было полезное, витаминное и лечебное. Мила росла крепким, здоровым ребенком, про таких, говорят, «кровь с молоком». Никаких трудностей с воспитанием. Маленькая Мила была послушна, и обожала своих родителей.
Карповне было уже за пятьдесят, когда Мила пошла в первый класс. Училась плохо, стараться не хотела, да и не получалось у нее с учебой. Маленькая Мила все больше стояла перед зеркалом и любовалась своим еще не окрепшим тельцем. Карповна как-то и не обращала внимания на эти замашки дочери, пока одна родительница соседского мальчика не прибежала к ней со скандалом, что третьеклассница Мила залезла в трусы к ее сыну. Впервые с Карповной случился сердечный приступ. Мила была выпорота папиным ремнем, долго стояла в углу и ехидно улыбалась.
Беда пришла, когда Мила училась в 5 классе. Не по годам рослая девочка, иногда помогала матери, великой труженице, продавать выращенные своими руками на собственном огороде излишки продукции на городском центральном рынке. И случились все эти страсти-мордасти в какие-то считанные минуты, пока Карповна бегала по нужде. Мила торговала помидорами. Возвращаясь, Карповна увидела странную картину, ее Мила, забыв про помидоры, стоит в стороне и жарко, смачно целуется с местным узбеком. Гневу Карповны не было предела:
– Ах, ты, курва, орала Карповна на весь базар, весь стыд потеряла. А, ты гад, урюк узбекский, пошел вон, иначе сейчас милицию вызову. Ты знаешь, сколько ей лет? Она в пятом классе учится. Негодяй, милиция, – не могла угомониться Карповна. «Урюка» и след простыл, но подала голос Милка:
– Заткнись мать, ты мне кто? Никто! Мачеха ты мне – вот кто! Ты зачем меня с роддома взяла? Кто тебя просил?
– Пошла вон отсюда, вскрикнула Карповна и осеклась, – и только сейчас дошли до нее слова дочери, – кто? Кто посмел сказать Милке, что она ей не родная дочь? Как не родная? Взятая из роддома на пятые сутки после рождения и не родная? Кто мог нанести Карповне и ее сокровищу такую душевную травму? Да, мир не без добрых людей, – думала в полуобморочном состоянии Карповна, когда ее увозила в больницу карета скорой помощи.
А Милке того и надо было, вильнув хвостом, она скрылась за прилавками открытого центрального рынка в неизвестном направлении. Милка не появилась дома ни вечером, ни на следующий день. Её не было неделю, её искали, ходили с фотографией по рынку, но никто ничего не знал, или знать не хотел. И только «урюки» прятали свои бесстыжие глаза, искоса глядя на фотографию девочки с голубыми глазами, с роскошной копной пшеничных волос. Милка появилась дома, вся какая-то оборванная, замызганная, растрепанная, нагло прошла на кухню:
– Жрать давай. Да побыстрее. Уроки пойду делать.
– В ванну сначала, курва, отмыкать будешь в хлорке, – рявкнула брезгливо Карповна, выплеснув в ванную бутылку «белизны». Схватив Милку за волосы, она силком втолкнула ее в ванную комнату.
– Сиди там долго, и тщательно вымачивайся, – в гневе произнесла Карповна и захлопнула дверь.
Милка не сопротивлялась. Ей и самой хотелось помыться, после недельного таскания по центральному рынку. Плавно покачивая еще не оформившейся фигуркой, но уже отяжелевшими бедрами, она скользнула по мягкому коврику. Довольно таки горячая вода и запах "белизны" не пугали Милку. Закрыв глаза она погрузилась в воду, ойкнула от удовольствия и замерла... О чем думала она, лежа в ванной? Ни о чем. О чем может думать уже испорченный человек, в генах которой течет кровь той, которая ее родила, не ведомо от кого, которая бросила, как ненужную собачку. Девственность была потеряна навсегда и безвозвратно. Злило то, что мама, которая растит Милку, не давала ей волю. А как давать? Девочке всего-то 12 лет. Милка, узнав секрет не родства со своими родителями, становилась капризной, своенравной, злой и безжалостной. Каждое замечание воспринимала в штыки, могла в одних трусах ходить вокруг отца, могла сутками валяться на диване, ничего не делая. Отличалась леностью, безалаберностью и неряшливостью. В семье воцарилась печаль. Саня не вникал в воспитание дочери, ему все было до «фени». Но ему было жаль своей супруги, которая не обрела настоящего счастья материнства. Милка периодически исчезала, периодически появлялась вновь. Еле-еле, с грехом пополам, она закончила девять классов. Ни о каком поступлении куда-либо не было и речи. Милка просто исчезла из жизни Карповны. Иногда звонила, говорила, что у нее все хорошо, живет с молодым человеком и ждет ребенка. Карповна немного успокоилась, жила своей размеренной жизнью, копила деньжат для Милки, торгуя на рынке, и мечтала, чтобы Милкина судьба была к ней благосклонна. Но в один прекрасный момент, дверь отворилась и на пороге появилась оборванная, грязная Милка с двумя такими же оборванцами, как сама, малюсенькими ребятишками:
– Открывай, бабка, ворота, мы здесь жить будем, – сказала, как отрезала Милка. Карповна снова рухнула в обморок.
– Не притворяйся, мать, я же дочь твоя, вроде бы, так принимай меня такую, какая я есть.
– Курва, где же ты их наклепала, а муж где?
– Какой муж, мать? В секту я попала, где все со всеми спят. Нет мужа, и не было.
– Так аборт надо было сделать, – не унималась Карповна.
– Аборт? – Заорала Милка. – Одна такая сделала, а теперь пожинает плоды своего греха. Нянькай давай внуков, и не огрызайся. Я пошла, вернусь не скоро. И исчезла Милка на целый год. А Карповна, выбиваясь из сил, поднимала двухлетнюю внучку Сашеньку и годовалого внука Коленьку, благо, что козы бегают по двору, значит, молочко свое есть. Ровно через год, Милка вновь появилась на пороге родительского дома с маленьким свертком в руках:
– Принимай, мать, подарок тебе принесла.
Карповна снова грохнулась в обморок. Положив на шикарную кровать матери очередного своего ребенка, Милка вновь исчезла из поля зрения родителей. Дети росли, Карповна болела, Милка появлялась и исчезала. Когда уже невмоготу было поднимать детей, Карповна сдала младших в детский дом, оставила только старшую Сашеньку. Постоянно навещала младшеньких, возила молоко, сладости, с грошовой своей пенсии умудрялась покупать им обновки. В один прекрасный день на пороге дома появилась Милка с маленьким ребенком на руках и с молодым человеком под ручку:
– Принимай, мать, зятя. Теперь я законная жена. Вот ребенок у нас родился. Карповна, даже не взглянув на ребенка, взяла свои манатки и перебралась жить в баню, в которой давно уже обитал ее ненаглядный Саня. Так прошло очередное лето, зять ровно через месяц куда-то испарился, вслед за ним испарилась и Милка, забыв на шикарной кровати матери своего последнего малыша. Дети снова были сданы в детский дом. Карповна путалась в именах своих внуков, когда на лето забирала всех к себе домой, отпаивала их козьим молоком, а осенью сдавала в детский дом. Сане на все это смотреть было тошно, Карповна держалась. Иначе никак нельзя было. Внуки ведь у нее:
– Кто позаботится об этих несчастных детях, – причитала Карповна, как вдруг на пороге объявилась Милка:
– Мать, пусти свою пропащую, блудную дочь. Клянусь, никуда не пойду, буду с тобой, давай заберем всех детей из детского дома и будем вместе растить. Правда, у меня еще один родился, хорошенький мальчишка, на папу Саню похож…
Карповна грохнулась в обморок. Придя в себя, она простила все грехи своей непутевой дочери. В семье воцарился мир и покой, внуки росли крепкими, как мама. Милка никогда нигде не работала. Милый Саня по-прежнему жил в бане. Так проходили дни за днями. Проснувшись однажды утром рано от плача самого маленького внука, Карповна не обнаружила своей дочери. Милка снова исчезла. Детей пришлось сдать в детский дом. Карповна трудилась на своем огороде, не покладая сил, нужно было вырастить урожай, продать его и помочь внукам, да еще успевала посещать церковь, молиться, подавать милостыню. Кроткую Карповну все любили в селе и жалели ее, жалели за непутевую дочь, что досталась ей, жалели за то, что всё и всем она прощает, за то, что никогда и никому она не могла дать сдачи за обиды, нанесенные ей.
Саня трудился над старенькой своей машиной «Жигули», шестой модели, как увидел, что Карповна присела над грядкой в огороде:
– Наверно траву полет, – подумал Саня, и продолжал чинить свой автомобиль. Когда в очередной раз он поднял глаза в сторону супруги, то не обнаружил её на грядке.
– Отдыхать пошла, – успокоился Саня, не чувствуя приближающейся беды. На улице стояла жара, солнце так палило, будто раскалёнными своими лучами плавило мозги, от этого болела голова и хотелось пить. Саня решил сходить в дом, да заодно заглянуть, чем занимается Карповна, не пора ли отобедать. Помыв руки из бочки, что стояла в саду, Саня направился в дом. Какая-то подозрительная тишина остановила его возле двери:
– Карповна, – окликнул супругу Саня. Никто не отозвался на его зов, –странно, – подумал он. Пришлось разуться и пройти вглубь дома, посмотреть, чем так занята его супруга, что не слышит, как пришел ее разлюбезный муж. Карповна лежала на диване в гостиной и мирно спала.
– Перетрудилась, супружница моя, сколько можно спину гнуть. Эх, Карповна, говорил тебе, живи спокойно, да нянчи детей своих подружек. Дак, нет, не послушалась. Сколько слез пролила горьких за постыдное поведение дочери. Саня зашел на кухню, напился воды и вернулся в гостиную, где спала Карповна, посмотрел на жену, и уже хотел было выйти на улицу, как что-то резкое кольнуло ему в сердце.
– Карповна, – начал трясти Саня свою супругу, – проснись, Карповна, –обмякшая рука жены выскользнула из его ладони. Он понял, что Карповна мертва. Оглушительный крик Сани поднял на ноги всех соседей. Вызвали скорую помощь, Саня причитал, звал всех, умолял спасти его жену. Но, к сожалению, спасать уже было некого.
– Прости, меня, Карповна. Не сберег, не защитил я тебя, – плакал по-детски он. После похорон, Саня как-то «потерялся», перестал общаться с соседями. Распродал всех своих коз. Огород стоял в запустении, никто не крутил банки с огурцами, да и сам Саня ходил не опрятный, не ухоженный, голодный. Иногда сидел на лавочке и молчал, ничего не отвечая на вопросы прохожих. Вскоре появилась непутевая дочь с очередным хахалем и объявила Сане, что будет здесь жить. Саня снова перебрался в баню, собственно говоря, он там давно уже жил и обустроил свое жилище для постоянного проживания. Милка загуляла не на шутку, стали появляться «друзья» – собутыльники. В дому постоянно стоял шум, веселье. «Содом и Гоморра» – говорили окружающие. Никто из соседей долго такого гульбища терпеть не захотел, и вскоре вызвали милицию. Милку с дружками увезли, а Саню вернули в дом, но не на долго, ровно через год, после смерти жены, он так же тихо отошел к жизни вечной, не проснувшись однажды утром. Милка опять возвращалась домой, даже привозила с собой детей, которых ей периодически давали в детском доме на временное свидание. Милка пыталась посадить огород, но у нее ничего не получилось. После очередной пьянки, Милку снова загребли в милицию, детей отобрали, а дом опечатали. Милка бы давно продала его, но там прописаны некоторые ее дети. Старшей Сашеньке скоро исполнится 18 лет, и она приедет сюда жить. Как встретит ее дом, и какой будет здесь хозяйкой Сашенька? Но это уже другая история…
